Аллочка с моей работы — милейшая девочка. Но жизнь меня научила держаться подальше от людей, о которых нечего сказать, кроме того, какие они милые. Если человек ничем не горит, у него нет дела жизни, нет какой-то изюминки или даже дурацкого хобби — держитесь от него подальше. Особенно от милых, от них ведь не ожидаешь подвоха.
Вот и я избегала ласковой Аллочки.
Жизнь показала: не зря.
Уже несколько дней она рыдает на работе, обзванивает знакомых и пересказывает историю, как ее не ценят и обижают.
- Свекровь в дом не пускает больше, — рыдает она и шмыгает носом. — Я к ней, как к матери, все для нее делала, а она даже спасибо не сказала.
Голос Аллочки уже охрип. А история проста.
Она вышла замуж за Костика и переехала жить к му…
К маме.
К маме мужа.
И та встретила ее, как доченьку, сразу обняла, приняла. Не упрекала неумеху, терпеливо во всем поддерживала, постепенно и деликатно научила готовить и управляться с хозяйством. Отдала молодым самую большую комнату и даже про деньги за коммуналку не заикалась. Сама ютилась в самой маленькой, в третьей что-то хранилось.
Аллочка сразу назвала ее мамой и даже полюбила. Но была не против немного улучшить.
Свекруха частенько обзывала себя Плюшкиным, подшучивая над своей привычкой хранить все подряд. Многими вещами она даже не пользовалась, но берегла: и какие-то сервизы, и подшивки журналов полувековой давности. Вышедшие из моды салфеточки и одежду.
Когда Марья Игнатьевна собралась в санаторий в сопровождении Костика, Аллочка поняла, как порадовать новую маму.
Позвала свою родню и навела в квартире порядок.
- Вот и славно, — сказала Алле родительница, — теперь и во второй можно гостей принимать или детскую планировать, что вам в одной комнате тесниться?
Аллочка оглядывалась: чистота и простор! Больше не пахнет старыми газетами, пыль исчезла. Но свекровь отсутствие пыли не оценила. Она так расстроилась! Разрыдалась, наорала на Аллочку и выставила ее к маме.
- Шарились у меня тут, как крысы, — не скупилась она на слова, — я в твои вещи ни разу не заглянула, в комнату без стука не вошла!
Аллочка недоумевает: зачем свекровке старые пластинки? Треснутые тарелки?
Но треснутые тарелки мейсенского фарфора — не только воспоминания о дореволюционных предках. Это еще и приличные суммы на аукционах, наследство сына. Как и пластинки, и старинный граммофон. Подшивки журналов дороги, как воспоминания: к интернету свекровь не слишком привычна, а вот журналы они еще с ее бабушкой листали. Рецепты там печатали проверенные, выкройки точные.
Она любит принимать подруг и пользоваться посудой, которую они ей и дарили: хрустальные салатницы, сервизы.
А платья!
Дорогие винтажные платья!
Что для Аллочки хлам — для свекрови ее жизнь. А для будущих детей — наследие семьи. Только вот непроходимая тупица отправила в помойку все, не разбирая. От постельного льняного белья с ручной вышивкой до практически музейных экспонатов: нет больше ни сита ручной работы, ни дореволюционной, но рабочей швейной машинки. И семьи, похоже, не будет.
